— Ваша жена рассказывала про свою тетушку?
— Какую еще тетушку? Не знаю. Не помню. Были какие–то родственники на свадьбе, но я только с матерью знаком. Ну, то есть с тещей своей. Я вообще не понимаю, при чем тут все это? Абсурд, бред! Вы поймите, Платон тоже выследил этого негодяя, не знаю, кто он, маньяк, что ли, или парень ее бывший. Выследил одновременно со мной. Я случайно его убил.
— Вам же сказали, что это квартира Платона.
— Лилию специально туда привезли!
— Вы знакомы с госпожой Олтяну?
Сорочан оторопел.
— При чем тут Олтяну?
— Ответьте, пожалуйста.
— Ну да. Естественно, знаком.
— Почему естественно?
— Потому что… Здесь все друг друга знают.
— Н-да? А вот я, к примеру, не имею такой чести. Ну ладно. Вы знаете, что госпожа Олтяну владеет модельным агентством, в котором работала ваша супруга.
— Конечно. Ну и что?
— А еще у Надежды Павловны Олтяну — женский журнал.
— Я могу встретиться со своим адвокатом?
— И, как поговаривают, бензиновый бизнес. У вас ведь тоже?
— Послушайте, вы и в самом деле испытываете мое терпение. Может, у вас и в самом деле отобрать дело?
— Не трудитесь, это сделают другие.
Повисло молчание.
— Просто вы боялись забрызгать грязью жену. Думали, переждать здесь, пока я буду носом рыть землю. Вас ведь адвокат заверил, что я докопаюсь до истины? Я близок к ней, Олег Николаевич. Только боюсь, в стороне ваша супруга не останется. Слишком уж очевиден треугольник: вы, жена, Олтяну. Вас всех что–то связывает и больше всего меня сейчас беспокоит ваши заморочки с Надеждой Павловной. Расскажите! Я уверен — это поможет понять, что случилось с вашей супругой.
Сорочан остановил прищуренный взгляд на следователе, словно запоминая его приметы.
— Отведите меня в камеру!
14
Play.
— …влеченное?
— Ну, общее что–то спросите.
Pause.
Rewind backward.
Play.
— Надежда Павловна, можно.
— Уже?
— Давайте для проверки что–нибудь отвлеченное.
— Что отвлеченное?
— Ну, общее что–то спросите.
— Общее… Про мужа можно?
— Конечно.
— Наташа, кем работает ваш муж?
— Можно потише, она все слышит.
— Кем работает ваш муж?
— Майор полиции… следователь… в комиссариате…
— Может посложнее что–то?
— Это не имеет значение. В таком состоянии она будет говорить только то что знает. И ничего, кроме правды. Начинайте, у вас… не больше трех минут.
— Хорошо. Наташа, муж рассказывает вам о работе?
— Рассказывает… часто… советуется…
— Это хорошо…
— Да… хорошо…
— Не отвлекайтесь, Надежда Павловна. Только конкретика.
— Да–да. Про Сергея Платона он не упоминал?
— Уп… поминал…
— А… а про его письмо?
— Нет… нет никакого… письма…
— Как нет?
— Нет… письма…
— Надежда Павловна, время! Вы ее сбиваете.
— Да как же нет?
— Нет… никакого…
— Что он рассказывал о Сергее Платоне?
— Его у… убили…
— Да–да, это понятно. Как Сергей Платон вычислил Дмитрия Фролова?
— Он… я… Дмитрий Фролов… Платон…
— О человеке, который за ним следил!
— Он… Платон ничего… не знал Платон.
— Да как же не знал, Вера?
— Надежда Павловна, время!
— Да она придуривается! Как не знал?
— Не знал… Фролов…
— Спросите еще что–то! Только быстро и конкретный вопрос!
— Господи, что за ерунда?
— Пожалуйста, Надеж…
— Ффу… Про то, что со Сланским подстроено? Отвечай, твой муж знает про Сланского??
— Не кричите на нее!
— Про… нет… он утон… это я знаю… но он не… не…
— Она не знает!
— Пусть сама ответит!
— Все, время! Рита, плесни!
— Еще нет, что ли?
— Веки, видите, дрожат?
— Она уже слышит нас?
— Она слышала и до этого. В сознание возвращается.
— Надо шепотом!
— Наоборот, скажите, что–то громко.
— Что?
— Ну, что вы рады, что она очнулась.
— Ну слава богу!
— Где я?
— Осторожно!
— Как вы себя чувствуете?
— А что со мной… произошло?
— Обморок.
— Может, скорую вызвать?
— Вы не беременны?
Pause.
15
Ветер нырнул в открытую форточку и тут же вылетел назад, понесся, поднимая пыль по и без того пыльной улице, разбрасывая листья и мусор, наталкиваясь на стены домов, кроны деревьев и неприветливые спины пешеходов. Быть может, погостить подольше на тесной кухне его отвадило мрачное лицо хозяина — совершенно седого мужчины с глубокими морщинами на лице и склоненная, словно в ожидании топора палача, голова хозяйки — милой молодой женщины, скромно скрестившей руки на животе.
Минула по меньшей мере десятая минута молчания, когда Николай наконец решился заговорить.
— Вера — это которая… — кивнул он на диктофон.
— Которая из отдела кадров, — охотно пояснил Наташа, так и не подняв глаз. — Думаешь, ее работа?
Николай недовольно пожал плечами. Наташа чувствовала себя виноватой — в той степени, в какой женщина может притворяться таковой. Но ведь и ведомый на эшафот праведник тоже виноват — еще как, недаром толпа зевак провожает его в иной мир свистом, тухлыми яйцами и неистовым улюлюканием. Выключись диктофон раньше, и ей бы не избежать гильотины, но ведь победителей не судят, так и хочется сказать ей, но она решается лишь дотронуться до руки Николая.
— Ты сама хоть понимаешь, как рисковала? — он снова завелся, и она убрала руку, поняв, что поторопилась.
— Все обошлось, дорогой, все обош…
— Как ты вообще додумалась пойти туда с диктофоном? А ес…
— Все–о–бош–лось! — она наложила на его губы печать молчания своим указательным пальцем. — Зато у тебя теперь есть улики.
— Диктофонная запись не является доказательством в суде, — сообщил он тоном автоответчика. — И потом, улики еще перепроверять.
— Но как же? — засуетилась Наташа. — А про письмо Платона? Кроме как от Лилии, ей не от куда было узнать.
— Верно, верно, — с нетерпеливым согласием закивал Николай. — Вот только как доказать, что я вбросил Лилии дезу? Диктофон к ней я захватить не догадался.
— Ну вот видишь? — торжествующе поджала губы Наташа. — Хоть здесь тебя опередила.
— Ты поступила, мягко говоря, опрометчиво.
— Хватит дуться, дорогой. И потом, диктофонная запись — все равно ведь не доказательство.
Она улыбнулась, но не согнала с его лица тень мрачности.
— А сейчас есть признаки головокружения? — спросил он.
— Нет, больше не было.
— Завтра свожу тебя в наш госпиталь.
— Зачем?
— Вдруг они какую–то инъекцию сделали?
— Ты же говоришь, это похоже на гипноз.
— Тем более надо провериться. Да и мало ли что они могли сделать с тобой бесчувственной.
— Ну, не совсем бесчувственной. Как видишь, я даже пыталась что–то сказать.
— Ох, Наташка! А если бы они тебя обыскали? Если бы диктофон выключился раньше, пока ты была в отключке?
— Ну вот, ты опять начинаешь.
Она поднялась с дивана и приложила его голову к своему животу.
— Почему ты хотя бы не посоветовалась со мной?
— Здесь дует.
— Что?
— Я закрою форточку.
— Тебе холодно?
— Мне нормально. Тебе продует спину.
— Мне тоже нормально.
— Пересядь хотя бы на диван.
— Мне не дует.
— Коля! — она чуть сдавила его голову. — Прошу тебя!
Притворно охнув, он вырвался из ее объятий и пересел на диван. Наташа встала перед мужем, чуть опершись о стол.
— Ты не имела права туда идти.
— Почему это? Мне пригласили на собеседование….
— Ну зачем, — поморщившись, он потер лоб, — зачем ты сейчас мне это… Ты понимаешь, что они с тобой сделали бы?
— Пустили бы мою кровь на типографскую краску?
— И перестань, пожалуйста, рассказывать небылицы про вариант с трудоустройством. Ты отлично понимала, для чего им нужна — чтобы подобраться ко мне. Надо же додуматься, — он развел руками — взять с собой диктофон.
— Ну, я все–таки журналистка.
— Ты не имела права себя подставлять, будь это даже редакционным заданием. И уж тем более из–за меня!
— Муж, ты — неблагодарный.
— Наташка! — он схватил ее за руки, спрятал лицо в ее ладонях. — А если б я тебя потерял?
— Все хорошо, — поглаживая седую голову, успокаивала она. — Грех переживать о том, чего не случилось. Ведь я помогла тебе, правда?